Русская церковь отмечает день памяти преподобного максима грека. Преподобный Максим Грек (†1556)

Преподобный Максим Грек (XV - XVI в.), бывший сыном богатого греческого сановника в городе Арте (Албания), получил блестящее образование. В юности он много путешествовал и изучал языки и науки в европейских странах; побывал в Париже, Флоренции, Венеции. По возвращении на родину прибыл на Афон и принял иночество в Ватопедской обители. Он с увлечением изучал древние рукописи, оставленные на Афоне иночествовавшими греческими императорами (Андроником Палеологом и Иоанном Кантакузеном). В это время великий князь Московский Василий Иоаннович (1505 - 1533) пожелал разобраться в греческих рукописях и книгах своей матери, Софии Палеолог, и обратился к Константинопольскому патриарху с просьбой прислать ему ученого грека. Инок Максим получил указание ехать в Москву. По прибытии ему было поручено перевести на славянский язык толкование на Псалтирь, затем толкование на книгу Деяний Апостолов и несколько Богослужебных книг.

Преподобный Максим усердно и тщательно старался исполнять все поручения. Но, ввиду того, что славянский язык не был родным для переводчика, естественно, возникали некоторые неточности в переводах.

Митрополит Московский Варлаам высоко ценил труды преподобного Максима. Когда же Московский престол занял митрополит Даниил, положение изменилось.

Новый митрополит потребовал, чтобы преподобный Максим переводил на славянский язык церковную историю Феодорита. Максим Грек решительно отказался от этого поручения, указывая на то, что "в сию историю включены письма раскольника Ария, а сие может быть опасно для простоты". Этот отказ посеял рознь между преподобным и митрополитом. Несмотря на неурядицы, преподобный Максим продолжал усердно трудиться на ниве духовного просвещения Руси. Он писал письма против магометан, папизма, язычников. Перевел толкования святителя Иоанна Златоуста на Евангелия от Матфея и Иоанна, а также написал несколько собственных сочинений.

Когда великий князь намеревался расторгнуть свой брак с супругой Соломонией из-за ее неплодства, отважный исповедник Максим прислал князю "Главы поучительные к начальствующим правоверных", в которых он убедительно доказал, что положение обязывает князя не покоряться животным страстям. Преподобного Максима заключили в темницу. С того времени начался новый, многострадальный период жизни преподобного. Неточности, обнаруженные в переводах, были вменены преподобному Максиму в вину, как умышленная порча книг. Тяжело было преподобному в темнице, но среди страданий преподобный стяжал и великую милость Божию. К нему явился Ангел и сказал: "Терпи, старец! Этими муками избавишься вечных мук". В темнице преподобный старец написал углем на стене канон Святому Духу, который и ныне читается в Церкви: "Иже манною препитавый Израиля в пустыни древле, и душу мою, Владыко, Духа наполни Всесвятаго, яко да о Нем благоугодно служу Ти выну..."

Через шесть лет преподобного Максима освободили от тюремного заключения и послали под церковным запрещением в Тверь. Там он жил под надзором добродушного епископа Акакия, который милостиво обходился с невинно пострадавшим. Преподобный написал автобиографическое произведение "Мысли, какими инок скорбный, заключенный в темницу, утешал и укреплял себя в терпении". Вот несколько слов из этого яркого сочинения: "Не тужи, не скорби, ниже тоскуй, любезная душа, о том, что страждешь без правды, от коих подобало бы тебе приять все благое, ибо ты пользовала их духовно, предложив им трапезу, исполненную Святаго Духа..." Лишь через двадцать лет пребывания в Твери преподобному разрешили проживать свободно и сняли с него церковное запрещение. Последние годы своей жизни преподобный Максим Грек провел в Троице-Сергиевой Лавре. Ему было уже около 70 лет. Гонения и труды отразились на здоровье преподобного, но дух его был бодр; он продолжал трудиться. Вместе со своим келейником и учеником Нилом преподобный усердно переводил Псалтирь с греческого на славянский язык. Ни гонения, ни заключения не сломили преподобного Максима.

Преподобный преставился 21 января 1556 года. Он погребен у северо-западной стены Духовской церкви Троице-Сергиевой Лавры. Засвидетельствовано немало благодатных проявлений, свершившихся у гробницы Преподобного, на которой написаны тропарь и кондак ему. Лик преподобного Максима часто изображается на иконе Собора Радонежских святых.

3 февраля (21 января ст. ст.) Церковь чтит память преподобного Максима Грека - одного из самых известных святых в старообрядческой среде. Житие преподобного Максима стоит как бы особняком по сравнению с другими житийными повестями: здесь, в отличие от традиционного сказания об аскетических подвигах русских иноков-отшельников и пустынножителей, видим описание непреклонной нравственной борьбы, а также сугубый подвиг терпения в изгнании и суровых лишениях, ради исповедания истины.

Житие преподобного Максима Грека

Преподобный Максим (в миру Михаил Триволис) родился в 1470 году в греческом городе Арте, он был сыном богатого сановника и получил блестящее образование. В юности много путешествовал и изучал языки и науки в европейских странах; побывал в Париже, Венеции, во Флоренции, где испытал сильнейшее впечатление от проповедей доминиканского монаха и настоятеля монастыря Сан-Марко во Флоренции Джироламо Савонаролы, впоследствии жестоко казненного католическими инквизиторами. Светская суета и мирские соблазны не прельщали боголюбивую душу преподобного, после возвращения на родину он, предположительно в 1505 году, уехал на Афон и принял иноческий постриг в Ватопедской обители.

Тихо и безмятежно проводя благочестивое отшельническое житие, преподобный Максим в течение нескольких лет с увлечением изучал древние афонские рукописи, которые оставили после себя принявшие иночество греческими императоры Андроник Палеолог и Иоанн Кантакузен. Но по прошествии некоторого времени в его жизни произошла решительная перемена, навсегда оторвавшая преподобного от родного края и безмолвного пустынножительства.

В 1515 году великий князь Московский Василий Иоаннович (1505-1533) пожелал разобраться в греческих рукописях и книгах своей матери, Софии Палеолог, и обратился к Константинопольскому патриарху с просьбой прислать ему ученого грека. Поначалу выбор пал на афонского инока Саву из той же Ватопедской обители, однако последний был настолько стар, что вместо него решили отправить энергичного и относительно еще молодого Максима Грека.

В 1518 году преподобный прибыл на новое место и был встречен с большою честью. Поселили ученого монаха в знаменитом Чудовом монастыре. Первой большой работой Максима был перевод Толковой Псалтыри вместе с русскими переводчиками и писцами Дмитрием Герасимовым и Власом Игнатовым, который был одобрен русским духовенством и великим князем. Однако уже тогда Максим попросил разрешения возвратиться обратно, в любимую свою обитель. Но великий князь Василий III отклонил его просьбу, и Максим должен был продолжать трудиться над книгами. Он писал также письма против магометан, папизма, язычников. Перевел толкование на книгу Деяний Апостолов, толкования святителя Иоанна Златоуста на Евангелия от Матфея и Иоанна, написал несколько собственных сочинений.

Говоря о церковно-богословских трудах преподобного Максима, нельзя обойти стороной и самого близкого друга и единомышленника его - князя-инока Вассиана Патрикеева. Ученые иноки-сподвижники имели между собою тесное сотрудничество и полное единодушие по многим непростым и злободневным для русского общества вопросам. Вместе работали они над исправлением церковных книг, оба были готовы на то, чтобы, не взирая на лица, обличать людскую неправду, за что и были преданы, каждый в свое время, неправедному суду и суровому заточению.

Митрополит Московский Варлаам (1511-1521), который изначально встретил ученого афонского монаха, высоко ценил его деятельность. Когда же, согласно воле великого князя, он был вынужден оставить кафедру и удалиться на покой, а Московский престол занял митрополит Даниил Рязанец (1522-1539), положение резко изменилось. Причина к общему неудовольствию имела как бы весьма незначительный повод: новый митрополит потребовал, чтобы преподобный Максим переводил на славянский язык церковную историю Феодорита, но он решительно отказался от этого поручения, указывая на то, что «в сию историю включены письма раскольника Ария, а сие может быть опасно для простоты». Это дало повод для митрополита, чтобы упрекать его в «непослушании», однако настоящие противоречия были намного глубже и касались, прежде всего, дискуссионного церковного вопроса относительно монастырского землевладения.

Преподобный Максим был убежденным последователем течения «нестяжателей», духовным лидером которого был в то время князь-инок Вассиан Патрикеев. Опыт Афона имел для идеологов «нестяжания» особое значение. «Вси бо монастыри без имениих, рекше без сел живут, одными своими рукоделии и непрестанными труды и в поте лица своего добывают себе вся житейская», - так писал прп. Максим об уставных порядках афонских иноков. Сопоставив с греческим оригиналом славянский текст Номоканона, Максим обнаружил, что упоминание монастырских сёл появилось на каком-то этапе славянской традиции, в оригинальном греческом тексте оно отсутствовало. По твердому убеждению преподобного, монастыри могли иметь только небольшие участки земли для пропитания собственным трудом, но ни в коем случае не принимать в собственность крестьянские поселения, ибо это было неизбежно связанно с большой мирской суетой и хлопотами к расстройству всего иноческого чина.

Общее идейное направление «нестяжателей» наиболее четко излагается в «Слове ответном», которое принадлежит перу старца Вассиана:

«Господь повелевает: «И даждь я нищим». Мы же единаче сребролюбием и несытостию побежденыи, живущаа братиа наша убогиа в селех наших различным образом оскорбляем их, истязанми неправедными обидяще их, и лесть на лесть и лихву на лихву на них налагающе, милость же нигде же к ним показуем, их же егда не возмогуть отдати лихвы, от имений их обнажихом без милости, коровку их и лошадку отъемше, самех же с женами и детми далече от своих предел, аки скверных, отгнахом; неких же и княжеской власти предаете, истреблению конечному подложихом. И иже повелены есме и свое нищим роздати, даже съвръшении в добродетели будем, мы же, акы своа душа возненавидяще и аки противу заповедей господьских ополчающеся, обидим и грабим, про даваем христианий, наших братии, и бичем их истязуем без милости, аки звери дивии на телеса их скакающе».

Митрополит Даниил, любимый ученик прп. Иосифа Волоцкого, был, напротив, убежденным последователем своего учителя, который много писал в защиту богатых монастырских уделов. Удивительны некоторые факты его биографии. Точная дата его рождения неизвестна, наиболее авторитетные источники указывают на 1492 год. В 1513-14 гг. он был принят в Иосифо-Волоколамский монастырь, и уже в 1515 году, т.е. двадцатитрехлетним юношей, заступил на место почившего прп. Иосифа, по настоянию самого великого князя и согласно завещанию своего учителя. Через семь лет, то есть на тридцатом году своей жизни (по другой версии в тридцать семь лет), Даниил становится всесильным митрополитом московским и правой рукой великого князя, на которого тот мог полностью опереться во всех сложных церковно-нравственных проблемах того времени.

Современники недолюбливали нового митрополита, считая его излишне угодливым перед светскими властями. Так, вопреки церковным правилам и заповедям христианской морали, он согласился выдать подложную «охранную митрополичью грамоту» давнишнему недругу великого князя - Василию Шемячичу, который, однако, по приезде в Москву был тут же схвачен и посажен в тюрьму, где и окончил свои дни. Вся эта история произвела бурю негодования в русском обществе. Следующий случай был еще более показательным относительно нравственных качеств молодого митрополита, который в скором времени стал главным судьей-обвинителем преподобного Максима Грека.

В 1525 году великий князь, ввиду неплодства первой совей супруги - Саломонии Сабуровой, решился на расторжение этого брака с тем, чтобы жениться вторично на молодой красавице - литовской княжне Елене Глинской, будущей матери царя Иоанна Грозного. Митрополит Даниил, вопреки мнению всех прочих патриархов, дал свое благословение на развод и повторное венчание. Тогда отважный исповедник Максим прислал князю «Главы поучительные к начальствующим правоверных», в которых он убедительно доказал, что положение обязывает князя не покоряться животным страстям. Великий князь не стерпел столь резких обличений и велел собрать Поместный собор, чтобы подробно исследовать церковные писания преподобного Максима. Главным поводом для осуждения в «ереси» явились некоторые неточности первых его переводов, связанных в то время с еще недостаточным знанием русского языка. Никакие аргументы и возражения к оправданию не принимались, Максима признали виновным и сослали в монастырскую темницу Иосифо-Волоколамского монастыря. Шесть лет провел там страдалец в невероятно тяжелых условиях: его заперли в сырой, тесной и смрадной келье, где он претерпел многочисленные мучения от дыма, холода и голода. Это были самые трудные годы в его жизни. Его отлучили от церковной службы и причащения, запретили иметь какие-либо контакты и писать книги. Но Сам Господь не оставлял невинного страдальца: однажды к нему явился светоносный Ангел и сказал: «Терпи, старец! Этими муками избавишься вечных мук». Заключенный в темничной келье, преподобный старец написал здесь углем на стене канон Святому Духу, который и ныне читается в Церкви: «Иже манною препитавый Израиля в пустыни древле, и душу мою, Владыко, Духа наполни Всесвятаго, яко да о Нем благоугодно служу Ти выну…»

В 1531 году был созван вторичный собор для осуждения «нестяжателей». На этот раз более суровое наказание получил старец Вассиан Патрикеев: его также признали виновным в некоторых ересях и отправили в монастырскую темницу, на место преподобного Максима. Но сам преподобный, благодаря заступничеству восточных патриархов, получил некоторую ослабу: его отправили в Тверской Отроч монастырь под надзор Тверского епископа Акакия, который весьма уважал его и предоставил возможность читать и писать. Тем не менее церковное прещение оставалось в прежней силе. Тщетно умолял преподобный старец (в то время Максиму шел уже седьмой десяток лет) простить его невольные ошибки и отпустить обратно на Афон, или хотя бы снять отлучение от причастия. Последовавшая в 1534 году смерть великого князя нисколько не изменила его положения, поскольку митрополит Даниил оставался непреклонен в своем решении. В это время преподобный составил автобиографическое произведение «Мысли, какими инок скорбный, заключенный в темницу, утешал и укреплял себя в терпении». Здесь он писал в частности: «Не тужи, не скорби, ниже тоскуй, любезная душа, о том, что страждешь без правды, от коих подобало бы тебе приять все благое, ибо ты пользовала их духовно, предложив им трапезу, исполненную Святаго Духа…»

В 1538 году внезапно скончалась высокая покровительница митрополита Даниила - тридцатилетняя вдова великого князя Елена Глинская, и в 1539 году он был низложен князьями Шуйскими и удален в Иосифо-Волоколамский монастырь, где провел последние свои годы в полной безвестности. Характеризуя в целом деятельность митрополита Даниила, профессор Е. Голубинский, писал следующее:

«Митрополит Даниил как нравственная личность представляет из себя далеко не светлого человека. Но тот же митрополит Даниил занимает совершенно выдающееся положение среди других наших митрополитов в качестве учителя не делом, а письменным словом. Он написал не два-три поучения, как другие митрополиты, а целую большую книгу учительных слов и такую же книгу учительных посланий». Известно, в частности, что он переработал ряд входивших в древнерусскую литературную традицию текстов философского и филологического характера, в том числе Пролог Иоанна экзарха, Определение философии Константина-Кирила, а также «Точное изложение православной веры», или Богословие Иоанна Дамаскина.

В 1551 или 1547 году, после неоднократных обращений восточных патриархов и митрополита Макария, Максима Грека перевели на покой в Троице-Сергиев монастырь и сняли с него церковное запрещение. Святитель Макарий, еще при жизни глубоко почитавший святого старца, внёс часть его поучений в Великие Четьи-Минеи. Преподобный Максим Грек оставил после себя многочисленные сочинения разнообразного характера: богословские, апологетические, духовно-нравственные; кроме того от Максима сохранились послания и письма к частным лицам. Уже начиная с XVI века его труды распространяются в многочисленных рукописных списках, некоторые из них хранятся в библиотеке Троице-Сергиевой лавры; всего перу преподобного принадлежит до 365 текстов.

В XVII веке, в период Церковной реформы, вокруг богословских писаний Максима Грека разгорелись споры между сторонниками и противниками нововведений: в целях очернения древних чинов, реформаторы объявили подложными два сочинения преподобного, где он писал о двоеперстии и сугубой аллилуии. Историки Голубинский и Каптерев доказательно опровергли эту точку зрения, но в дореволюционные в печатные издания по цензурным соображениям эти два сочинения Максима не включали.

Чудеса и почитание преподобного Максима Грека

Преставился преподобный Максим Грек в день памяти своего небесного покровителя - преподобного Максима Исповедника. Был погребён в Троицком монастыре, у северо-западной стены храма во имя сошествия Святого Духа на апостолов (Свято-Духовского). В 1561 году у гробницы преподобного свершились первые чудеса - духовное прозрение некоего богомольца и келейника соборного старца Вассиана Иоанна. Оно вошло в предания Троице-Сергиевой Лавры. Засвидетельствовано также и еще немало благодатных проявлений, свершившихся у гробницы преподобного, на которой написаны тропарь и кондак ему. Преподобный Максим Грек почитается святым также в Константинопольской и Элладской Церквях. Лик преподобного Максима часто изображается на иконе Собора Радонежских святых.

У старообрядцев прп. Максим Грек всегда пользовался широким авторитетом, как ученый инок, богословски утверждающий истинность древлеправославных обрядов: двоеперстие, сугубую аллилуию и пр. На его труды указывают, в частности, такие выдающиеся деятели старообрядчества, как св. свщмч. Аввакум и знаменитый писатель-апологет («апостол белокриницкой иерархии») Ф. Е. Мельников. Местное почитание преподобного последовало практически сразу же за его преставлением. Святые мощи его прославлены нетлением и чудесами и ныне открыты для поклонения в Успенском соборе Свято-Троицкой Лавры.

Преподобный Максим Грек. Иконография

В многочисленных списках сочинений и переводов Максима Грека XVI, XVII и XVIII вв. нередко встречаются его изображения. Обычно это миниатюры, представляющие пожилого человека в монашеской одежде, с широкой и длинной бородой, чаще всего в профиль оплечно, иногда по пояс, впрямь, иногда же и в рост, порою с письменными принадлежностями, за перепиской книг. Однако эти условные «портреты» Максима Грек не остались единственными его изображениями. Трудно назвать какого-либо другого деятеля древнерусской письменности и литературы, изображению которого было бы уделено столько же внимания в XVI - XVIII вв. Здесь и миниатюры в рукописных книгах, и многочисленные иконы, отличающиеся разнообразием иконографических прототипов, и, наконец, фрески, украшающие стены соборов и церквей. При всем богатстве этого материала легко заметить различие между теми изображениями Максима Грека, в которых он представлен как писатель, публицист, мыслитель, и другими, в которых ему придавали значение святого, подчеркивая это не только нимбом вокруг его головы, но и надписью «Преподобный Максим Грек».

Несомненно, самыми ранними из всех дошедших до нас его изображений являются три рисунка в списках его сочинений Соловецкого собрания. Обычно их датируют концом XVI - началом XVII в. Если это и не прижизненные изображения Максима Грека, то во всяком случае они восходят к какому-то неизвестному устойчивому прототипу, который передает не только вообще монашеский облик Максима Грека, в профиль, с бородой, в клобуке, но и индивидуальные его черты: загнутый книзу крючковатый нос, резкие складки на щеках, пониже скул, пышно растущую бороду.

О том же, что современники Максима Грека смотрели на него прежде всего как на писателя и мыслителя, позволяет судить уже упоминавшееся изображение его на фресках 1564 г., всего лишь через 8 лет после его смерти, в галерее Благовещенского собора московского Кремля. Таким образом, первый этап в истории изображения Максима Грека составляют его условные «портреты» как автора многочисленных сочинений и переводов, созданных им во время его почти сорокалетнего (1518-1556) пребывания на Руси.

Чрезвычайно интересно, что многие из его требований, выраженных им в различных литературных произведениях, были приняты еще на Стоглавом Соборе. Все это рисует нам Максима Грека как умного, смелого и резкого в суждениях писателя и публициста, который с твердым убеждением отстаивал свои взгляды, слагавшиеся в борьбе «нестяжателей» и «иосифлян». Обладая недюжинным темпераментом публициста, Максим Грек представлял собой яркую, хотя и несколько трагичную фигуру в русской культуре XVI в.

Нравственные поучения преподобного Максима Грека

Зачем, любезная моя душа, неприлично предаем забвению славу и блаженство небесных венцов, которыми Христос, всех Царь, обещает увенчать тех, кои мужественно сопротивляются бесплотным врагам? Почему не содержим в уме той божественной цели, ради которой мы были созданы Богом по образу Его, но как животные, чуждые разума, препровождаем все время нашей жизни в угождении чреву? Почему, будучи созданы для наследования небесных благ, бессмысленно, о, душа, держимся земных? Я - образ Божий: соответственно сему мы должны и мудрствовать, чтобы приобрести первообразную доброту. Но знай, что ты тогда поступаешь сообразно своему Первообразу, с которым надлежит тебе иметь и действительное сходство, когда прилежно, даже до последнего своего издыхания, направляешь свою жизнь по его Божественным заповедям; когда далеко устранишь себя от подчинения страстным пожеланиям плоти; когда всякую ложь, и льстивый нрав и губительную зависть с корнем исторгнешь из своего сердца; возлюбим же во всем истину, правый разум, святое незлобие и святолепное житие. В противном случае никто пусть не называет себя образом Божиим, если не приобрел в себе всех красот Первообраза.

Мы созданы на земле, чтобы быть радетелями бессмертной красоты и участниками тайных Божиих бесед. Познаем же, душа, высоту своей славы и не уподобим бессмысленно себя бессловесным животным. Не один и тот же конец будет нам и им, о душа, равно как и образ не один и тот же у обоих. Им свойственно всегда наклоняться к низу и постоянно наполнять свои утробы земными произрастаниями; у нас же, душа, и самый вид тела прекрасно устроен прямо премудрым Художником. О прочих же боговидных красотах твоих, которыми ты весьма боголепно украшена, я не буду говорить: они достаточно убеждают нас в том, что отечество наше есть небо, и что мы можем хвалиться, что Отцом имеем самого Вышнего Бога. Поэтому и будем стараться всегда устремлять ум горе, где наш Отец и наше жительство. Вышний называет нас Своими сынами: то почему же мы, как человеки, бесчестно изгоняемся из этой (божественной) жизни (Пс.81:6–7)? Вышнего прославим на земле, чтобы и Он украсил нас венцами небесными. Прославим Вышнего от всего сердца правым и непорочным хранением Его заповедей; возьмемся крепко за вечную жизнь. Возненавидим от всего сердца все низкое и отбросим от себя ярмо порабощения страстям. Станем на тверди высокой свободы, на тверди свободы богоподобной, которою ты обогащена была прежде того, как попала во власть губительного беса, когда, лишившись бессмертной своей славы, уподобилась скотам бессмысленным (Пс.48:21). Ты лицом к лицу с дерзновением наслаждалась божественных бесед своего Создателя: в эту славу старайся опять войти боголепными нравами истинного благоверия (Слово 1-е, весьма душеполезное для внимающих ему. Беседует ум к душе; здесь же и против лихоимства).

Святые и преподобные Отцы составили много различных молитв, и все они имеют одно содержание и одну цель: ими мы исповедуемся Владыке всех в преждесодеянных нами грехах и просим в них прощения себе и, чтобы нам отстать от них, и на будущее время утвердиться страхом Господним, и жить благоугодно пред Ним, по Его святым заповедям, а которые достигли совершенства, и пришли в меру возраста Христова, как говорит Апостол: «дондеже достигнем вси в соединение веры и познания Сына Божия, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова» (Еф.4:13), - те просят получить силу и просвещение Божественного разума. Да будет же известно нам, благочестивым, что пока мы пребываем во грехе, то есть в преступлении божественных заповедей Христа-Бога, то, хотя бы и все молитвы преподобных, и тропари, и кондаки, и молебные каноны ежедневно и во все часы прочитывали, - мы этим ничего не достигли. Ибо Сам Владыка Христос, как бы укоряя нас и поношая, говорит нам: «что же Мя зовете, Господи Господи, и не творите, яже глаголю?» (Лк. 6:46), то есть: пока живете в преступлении Моих заповедей, до тех пор вы напрасно призываете Меня многими и продолжительными молитвами. Одна только есть благоприятная Ему и благоугодная молитва, это молитва деятельная, заключающаяся в том, чтобы всею душою отстать навсегда от всякого нарушенья святых Его заповедей и утверждаться затем в страхе Его, творя всякую правду, с радостию духовною и нелицемерною любовью (Слово 10, к тем, которые живут во грехах неисправимо, но ежедневно исполняют каноны и молитвы, установленные святыми отцами, и этим надеются спастись).

Не тужи, не скорби, не тоскуй, любезная душа моя, о том, что страдаешь без вины от тех, от которых следовало бы тебе принять все блага, так как ты питала их духовною трапезою, исполненною дарований Святого Духа, то есть святоотеческими толкованиями боговдохновенных песнопений Давыда, переведенными тобою с греческого на славный русский язык! Также и другие многие душеполезные книги, из которых одни переведены тобою, а другие, в которые вкралось много неправильных чужих слов, надлежащим образом исправлены. Напротив, благодари Владыку твоего, хвали и славь Его сознательно, что Он сподобил тебя в настоящей жизни временными скорбями воздать с избытком весь долг свой и те значительные таланты, какие ты была Ему должна. Смотри же, не считай это время - временем сетования, а напротив - временем божественной радости, чтобы тебе, окаянной, не потерпеть двойного лишения, страдая от неблагодарности. Напротив, веселись и радуйся благоразумно, стараясь проводить всегда жизнь смиренную, с благодарением, с благою надеждою и честностью, чем удобно восхищается Царство Небесное, с которым не может сравниться ничто из существующего. Если так будешь всегда себя располагать и таким образом будешь стараться вселить в себя Владыку своего, то радуйся и веселись, как повелевает Господь твой, ибо мзда твоя многа на небесах (Слово 49-е, исписанное составителем этой книги на утешение себе и утверждение в терпении, когда был заключен в темницу и находился в скорби).

E-mail >

После неправедного суда преподобного заточили в Иосифо-Волоколамский монастырь, где содержали в тяжелых условиях, но среди страданий он стяжал и великую милость Божию. К нему явился Ангел Господень, укрепивший его словами: «Терпи, старец! Этими муками избавишься вечных мук».

Преподобный Максим Грек родился около 1470 года и был сыном богатого греческого сановника в городе Арте (Албания). Получил блестящее образование. В юности он много путешествовал, изучая языки и науки в европейских странах; побывал в Париже, Флоренции, Венеции. По возвращении на Родину прибыл на Святую Гору Афон и принял иночество в Ватопедской обители. Он с увлечением изучал древние рукописи, оставленные на Афоне иночествовавшими греческими императорами (Андроником Палеологом и Иоанном Кантакузеном).

В это время великий князь Московский Василий III Иоаннович (1505-1533) пожелал разобраться в греческих рукописях и книгах своей матери, Софии Палеолог, и обратился на Афон с просьбой прислать ему ученого монаха. Выбор афонских старцев пал на преподобного Максима. В 1517 году инок Максим отправился в Москву и дорогой изучил русский язык.

По прибытии ему было поручено перевести на славянский язык толкование на Псалтирь, затем толкование на книгу Деяний Апостолов и несколько богослужебных книг. Поселившись в Чудовом монастыре в Кремле, преподобный Максим усердно и тщательно старался исполнять все поручения. Но, ввиду того, что славянский язык не был родным для переводчика, естественно, возникали некоторые неточности в переводах.

Митрополит Московский Варлаам высоко ценил труды преподобного Максима. Когда же Московский престол занял митрополит Даниил, положение изменилось. Новый митрополит потребовал, чтобы преподобный Максим переводил на славянский язык «Церковную историю» Феодорита. Максим Грек решительно отказался от этого поручения, указывая на то, что «в сию историю включены письма раскольника Ария, а сие может быть опасно для простоты».

С присущей ему прямотой преподобный Максим обличал установившийся в то время обычай иноков владеть недвижимым имуществом. Эти обстоятельства вызвали недовольство у митрополита Даниила. Несмотря на неурядицы, преподобный Максим продолжал усердно трудиться на ниве духовного просвещения Руси. Он перевел толкования святителя Иоанна Златоуста на Евангелия от Матфея и Иоанна, а также написал собственные полемические сочинения против магометан и язычников.

Когда великий князь Василий Иоаннович расторгнул свой брак с супругой Соломонией Сабуровой, чтобы жениться на Елене Глинской, преподобный Максим прислал князю «Главы поучительные к начальствующим правоверных», обличая незаконный поступок князя. За это преподобного Максима в 1525 году заключили в темницу Симонова монастыря. С того времени начался новый, многострадальный период жизни святого.

Неточности, обнаруженные в переводах, были вменены преподобному Максиму в вину как умышленная порча книг. После неправедного суда его заточили в Иосифо-Волоколамский монастырь, где содержали в тяжелых условиях, но среди страданий преподобный стяжал и великую милость Божию. К нему явился Ангел Господень, укрепивший его словами: «Терпи, старец! Этими муками избавишься вечных мук». В темнице преподобный старец написал углем на стене канон Святому Духу Утешителю, который и ныне читается в Церкви: «Иже манною препитавый Израиля в пустыни древле, и душу мою, Владыко, Духа наполни Всесвятаго, яко да о Нем благоугодно служу Ти выну...».

Через шесть лет преподобного Максима освободили от тюремного заключения и послали под церковным запрещением в Тверь в Отрочь монастырь. Там он жил под надзором епископа Тверского и Кашинского Акакия, который милостиво обходился с невинно пострадавшим. Преподобный написал здесь автобиографическое произведение «Мысли, какими инок скорбный, заключенный в темницу, утешал и укреплял себя в терпении». Вот несколько слов из этого яркого сочинения: «Не тужи, не скорби, ниже тоскуй, любезная душа, о том, что страждешь без правды, от коих подобало бы тебе приять все благое, ибо ты пользовала их духовно, предложив им трапезу, исполненную Святаго Духа...».

Лишь через двадцать лет пребывания в Твери, после смерти великого князя Василия и митрополита Даниила, преподобному разрешили проживать свободно и сняли с него церковное запрещение. В 1545 году Восточные Патриархи просили царя Иоанна IV Грозного (1533-1584) отпустить преподобного Максима на Афон, но безуспешно.

Последние годы своей жизни преподобный Максим Грек провел в Троице-Сергиевой Лавре. Гонения и невзгоды отразились на здоровье преподобного, но дух его был бодр; он продолжал трудиться. Вместе со своим келейником и учеником Нилом преподобный усердно переводил Псалтирь с греческого на славянский язык.

Преподобный Максим преставился 21 января 1556 года. Он был погребен у северо-западной стены Духовской церкви Троице-Сергиевой Лавры. Засвидетельствовано немало случаев благодатной помощи, свершившихся у гробницы преподобного. В 1996 году 3 июля было совершено обретение мощей преподобного Максима Грека. Канонизирован Православной Церковью в 1988 году.

Использование материалов возможно
при условии указания активной гиперссылки
на портал «АФОНИТ.INFO» ()

Этот человек, в котором соединялся яркий талант богослова, духовного писателя и публициста с подлинным духовно-аскетическим подвигом, стал, бесспорно, одной из наиболее значимых фигур в духовной жизни Руси первой половины XVI века.

Преподобный Максим Грек. Миниатюра из рукописного тома собраний его сочинений, конец XVI века

Максим Грек родился в Эпире, в городе Арта, около 1470-1475 гг., в семье благочестивой и, по всей вероятности, родовитой и достаточно богатой несмотря на турецкое порабощение. Его мирское имя – Михаил Триволис. Желая получить хорошее образование, Михаил отправился в Италию, поскольку в Греции после ее захвата турками серьезное обучение наукам было уже невозможно. В Италии в то время уже существовала многочисленная греческая диаспора, и Михаил шел вполне проторенным путем. Он прибыл в Италию в начале 1490-х гг. Михаил слушал лекции во многих итальянских университетах, но дольше всего он обучался в знаменитом Падуанском университете, где тогда было много профессоров-греков из числа эмигрантов, приехавших в Италию после гибели Византии. Здесь в эпоху Возрождения невероятно возрос интерес к древнегреческой культуре, особенно к античной философии и литературе. В Италии Михаил тесно общается с ренессансными гуманистами. Новые веяния, вероятно, поначалу увлекли и его.

Затем из Венеции, где была большая колония греков, Михаил приезжает во Флоренцию, которая в конце XV в. была крупнейшим центром ренессансной культуры. Михаил Триволис попал в самую гущу культурной жизни Италии. Однако во Флоренции в период пребывания там Михаила произошли значительные перемены. Там становится очень популярным знаменитый проповедник – доминиканский монах Джироламо Савонарола, который выступил с резкой критикой в адрес правившей Флоренцией семьи Медичи. Фра Джироламо также весьма критически оценивал достижения культуры Возрождения, которые, по его мнению, развращали нравы и способствовали расцерковлению итальянского общества. Он выступал за нравственно здоровый образ жизни. Савонарола также обрушивался в своих проповедях на папство и пороки современной ему католической церкви.

Джироламо Савонарола сыграл огромную роль в жизни Михаила Триволиса. Своими проповедями он буквально перевернул жизнь молодого грека, который ранее так увлекся культурой Возрождения. Михаил под влиянием Савонаролы сумел разглядеть в ней антихристианские тенденции и пересмотрел свое отношение к итальянскому Ренессансу. Тем более этому способствовали посеянные в его душе еще его православными родителями семена веры и благочестия. Савонарола оказал на будущего Максима Грека колоссальное влияние. Впоследствии, уже будучи православным монахом, преподобный Максим с большой любовью вспоминал Савонаролу, писал о нем и сравнивал его с древними подвижниками, говоря, что это был "яко един от древних, токмо что латинянин верой".

Во Флоренции, где Савонарола на некоторое время сумел утвердить свой авторитет, он привел горожан к глубочайшему покаянию. Фра Джироламо, хотя и был католиком, но обращался к европейским государям с предложением собрать Вселенский Собор с тем, чтобы низложить самого безнравственного в истории Римской церкви папу – Александра VI – и избрать нового. То есть Савонарола ставил Собор выше папы, отвергая искаженное католицизмом понимание папского примата в Церкви. В этом отношении его убеждения были близки к православной экклезиологии. Фра Джироламо пытался перед лицом надвигавшегося секуляризма как-то укрепить духовную жизнь Флоренции. Но это удалось ему ненадолго. Соблазны мирской культуры и комфортной жизни взяли свое, а боязнь расправы со стороны папского Рима довершила процесс отречения флорентийцев от своего вчерашнего духовного лидера. По приговору флорентийского суда Савонарола был казнен.

Впечатление, которое оказали на Михаила Триволиса проповеди Савонаролы, было столь велико, что юный грек становится доминиканским монахом во флорентийском монастыре Сан-Марко, приором которого прежде был Савонарола. Триволис пробыл в этом монастыре 2 года. Но после казни Савонаролы духовная жизнь в этом католическом монастыре замирает. Между тем возросшая религиозность Михаила принуждала его к дальнейшему духовному поиску. В итоге он уезжает из Италии и возвращается в Грецию. Западный католический мир не мог удовлетворить духовных запросов Михаила, что, впрочем, было вполне естественно для человека, который по своему происхождению всецело принадлежал к византийской духовной традиции. К ней Михаил в итоге и возвратился, проделав столь сложный кружной путь, который, однако, обогатил его громадным опытом и знаниями.

Михаил Триволис вернулся в лоно Православной Церкви. Свой жизненный идеал он отныне видит в православном монашестве. Около 1505 г. он появляется на Афоне и принимает постриг в Ватопедском Благовещенском монастыре. В монашестве его нарекли Максимом – в честь преподобного Максима Исповедника, и житие Максима Грека в дальнейшем окажется поразительно схожим с полным борьбы и страданий жизненным подвигом этого святого. Молодой постриженик известного ученостью своих монахов Ватопеда намеревался всю жизнь посвятить монашескому подвигу и изучению святоотеческого наследия. В течение 10 лет Максим Грек пребывал на Афоне и продолжал здесь заниматься своим образованием. Ученость Максим приобрел колоссальную, и удивительным образом те духовные знания, которые он сумел стяжать, Промысл Божий определил направить на Русь, которой они были крайне необходимы в это тяжелое время угасания православной учености.

В 1515 г. великий князь Василий Иоаннович и митрополит Московский и всея Руси Варлаам обратились на Афон с просьбой прислать в Москву ученого инока Савву для того, чтобы перевести с греческого Толковую Псалтирь из государевой библиотеки. Но Савва был уже стар и болен. Вместо него отправляется в далекую Россию Максим. В 1518 году он прибывает в Москву, ненадолго, как ему тогда казалось. Но волею Божией ему было суждено остаться в России навсегда.

Максим Грек очень быстро привлек к себе внимание тех русских людей, которые стремились к просвещению и интересовались богословскими вопросами. Вокруг него образуется целый кружок любителей книжности. Как уже было сказано, первый труд, который был ему поручен в Москве, – перевод Толковой Псалтири. Работая над ним, Максим столкнулся с большими трудностями: уровень образованности в Москве в ту пору был настолько низок, что здесь не нашлось ни одного человека, который бы знал греческий язык. В то же время Максим, разумеется, не знал славянского языка. Поэтому Максим переводил с греческого на латынь, а затем уже русские толмачи – с латинского на русский язык: переводчики с латинского в Москве имелись, потому что с западным миром, где латынь была официальным дипломатическим и канцелярским языком, поддерживались постоянные внешнеполитические связи. Задание, которое получил Максим Грек, – перевод Толковой Псалтири – возможно, было обусловлено тем, что на Руси еще чувствовались отголоски ереси "жидовствующих". Как уже говорилось, "жидовствующие" использовали подложную псалтирь, и нужно было иметь под рукой такое толкование настоящей Псалтири, которое позволяло бы полемизировать с еретиками, опровергая подложные иудейские тексты и толкования псалмов. Преподобный Максим Грек выполнил это задание за год и пять месяцев и ожидал, что после этого его отпустят обратно на Афон. Тем более, что он перевел для митрополита Варлаама еще и Толкование на книгу Деяний Апостольских.

Но отпускать ученого грека из Москвы не торопились. Ему стали давать одно за другим различные новые поручения. В частности, в это время в Москве осознали необходимость устранить пестроту, имевшую место в богослужебных книгах. Уже тогда, задолго до Никона, решено было править тексты по греческим образцам, хотя этот подход был весьма далек от идеального. Преподобный Максим, к этому времени уже неплохо овладевший славянским языком, исправил Триодь Цветную, Часослов, Евангелие и Апостол. Но на свою беду он заявил, что немало ошибок содержат и другие богослужебные книги, а следовательно, править нужно и их. Это стало поводом для того, чтобы вновь задержать ученого грека в Москве и нагрузить его новой работой.

Максим Грек, при всем своем тяготении к созерцательной жизни, был, очевидно, человеком очень живым и общительным. Завязав обширные знакомства среди монашествующих, клира и мирян Русской Церкви, он очень скоро понял, что здесь существуют два течения: нестяжателей и иосифлян, которые к этому времени уже изрядно политизировались и приобрели некоторый оттенок партийности. Максим по своим воззрениям был близок к нестяжателям: на Афоне в то время в связи с распространением скитского подвижничества господствовали идеалы, близкие к нестяжательным, откуда их в значительной мере и почерпнул преподобный Нил Сорский. Поэтому с нестяжательным митрополитом Варлаамом у Максима сложились очень теплые и близкие отношения. Преемник же Варлаама – Даниил – был, напротив, иосифлянином. Так что в отношениях между ним и Максимом практически изначально было заложено противоречие. Кроме того, не без влияния страстного, но неглубокого поборника нестяжательства – князя-инока Вассиана Патрикеева – темпераментный грек оказался вовлеченным в самую гущу споров о церковном землевладении и даже написал трактат с оправданием нестяжательства. Однако Максим тогда еще довольно плохо ориентировался в особенностях церковной жизни Руси, и многие его воззрения часто базировались на афонском опыте, который при всей его духовной значимости был далек от московских реалий. При этом Максим осуждал автокефалию Русской Церкви, которую почитал неканонической. Здесь греческий патриотизм (не без примеси традиционно пренебрежительного отношения к "варварам") брал в нем верх над здравым пониманием причин, приведших Русскую Церковь к разрыву с Константинополем. Все эти факторы с самого начала как бы запрограммировали будущий конфликт между преподобным Максимом и митрополитом Даниилом.

Однако поначалу Даниил относился к Максиму неплохо. Но вот митрополит поручил греку перевести на русский язык "Историю Церкви" блаженного Феодорита Кирского. Чуждый, как истинный монах-подвижник, всякой дипломатичности и лести Максим отказался сделать перевод этой книги. Он ответил Даниилу, что в Феодоритовой "Истории" очень подробно изложены различные еретические учения, и для русских людей, неискушенных в богословских тонкостях, это будет вредно. Тем более, что Русь только что "переболела" ересью "жидовствующих". Митрополит, разумеется, счел себя оскорбленным отказом простого монаха, даже не облеченного священным саном. При этом Максим дал повод настроить против себя и самого государя: вовлеченный в опасные беседы Вассианом Патрикеевым, Максим неодобрительно высказался по поводу предполагавшегося развода великого князя с Соломонией Сабуровой. Да и вообще в Москве, уже привыкшей опасливо внимать настроению государя-самодержца, Максим вел себя крайне неосмотрительно. В своей иноческой простоте, чувствуя себя на Руси иностранцем и не считая себя подданным великого князя, он позволял себе, например, такие вызывающие по московским меркам вещи, как общение с турецким послом Скиндером, тоже греком по происхождению.

Вызвав ненависть митрополита, Максим Грек одновременно навлек на себя и подозрения со стороны великого князя Василия, которому Даниил не преминул обрисовать ученого инока как вольнодумца и шпиона. К тому же в кругу постоянных собеседников Максима нашлось немало людей, которые были настроены оппозиционно по отношению к государю. Среди этих оппозиционеров особенно заметной фигурой был боярин Берсень-Беклемишев, открыто осуждавший новые московские порядки. В частности, Берсень говаривал: "Известно нам от бывалых людей, что та земля, которая переменяет свои обычаи, недолго стоит". Берсень и другие оппозиционеры обвиняли великую княгиню Софию, мать Василия III, и тех греков из Италии,которые прибыли в Москву вместе с ней, в том, что они заводили на Москве западные обычаи. Западное влияние шло на Русь и через Литву, в том числе и через приехавших оттуда князей Глинских, из рода которых великий князь Василий намеревался взять себе вторую жену – Елену. Известно, например, что Василий III, угождая Елене Глинской, стал брить бороду по европейской моде.

Но характер отношений великого князя Московского и всея Руси со своими боярами был теперь таков, что Берсень-Беклемишев в итоге очень скоро окончил жизнь на плахе. До Вассиана Патрикеева сразу добраться было трудно: он был близким родственником государя. А вот Максим Грек с согласия Василия III, раздраженного тем, что какой-то монах посмел осуждать государев развод и повторный брак, был отдан под суд. После того, как митрополит Даниил, не гнушаясь доносами и клеветами, собрал на Максима "компромат", в 1525 г. над греком было учинено первое судебное разбирательство.

Преподобный Максим Грек. Икона, XVIII век. Церковно-археологический кабинет Московской духовной академии

То обстоятельство, что в интеллектуально-богословский кружок Максима Грека были вхожи лица, известные своими оппозиционными настроениями, было в клеветнических доносах раздуто до невероятных масштабов. Утверждалось, что Максим якобы называл государя "гонителем и мучителем", "нечестивым" и т. д. Стало известно, что в беседе с другим московским греком – новоспасским архимандритом Саввой – Максим позволил себе усомниться в успехе борьбы русских с казанскими татарами (что, впрочем, вполне объяснимо, так как греки, только что разгромленные турками, в это время с пессимизмом смотрели на попытки отражения натиска мусульман и недооценивали реальной силы и значения Русского государства). Разумеется, припомнили Максиму и общение с турецким послом – греком Скиндером. При помощи доносов ученого монаха изобразили турецким шпионом, объявив, что он вместе с Саввой посылал "донесение турецким пашам и султану, поднимая его на государя".

Каши маслом не испортишь, поэтому митрополит Даниил против преподобного Максима одновременно выдвинул помимо политических и множество обвинений церковного характера. Большинство их было столь надуманными, что сквозь многочисленные обвинительные пункты явственно было видно лишь одно – личная ненависть митрополита к греческому монаху. Еще только привлекая Максима к суду, Даниил не удержался и произнес совершенно замечательную фразу, обнажающую весь низменный характер его мести греку: "Достигоша тебе, окаянне, греси твои, о нем же отреклся превести ми священную книгу блаженного Феодорита".

Даниил знал, что вернее всего человека можно погубить, обвинив его в ереси – оружие по тем временам универсальное и безотказное. В отношении Максима он именно так и поступил. Зацепиться было за что: в первых переводах Максима Грека (в частности, в его Цветной Триоди) были найдены ошибки, связанные исключительно с тем, что Максим поначалу плохо знал славянский язык. На основании найденных погрешностей ему предъявили обвинение в том, что он будто бы учит, что сидение Христово одесную Отца есть "мимошедшее и минувшее". Разумеется, ничего подобного не было – просто Максим, плохо разбиравшийся в тонкостях временных форм славянского глагола, употребил неудачный буквальный эквивалент греческого слова. В итоге филологические оплошности Максима были коварно использованы Даниилом как предлог для обвинения в ереси. Хотя все вокруг, безусловно, понимали, что никакой ереси во взглядах Максима нет, но, тем не менее возражать митрополиту и великому князю уже никто не отваживался.

Однако Даниилу нужно было гарантированно уничтожить Максима, поэтому на обвинениях в ереси мстительный митрополит не остановился. В добавление ко всему Максим был обвинен еще и в колдовстве. "...Волшебными хитростьми еллинскими писал еси водками на дланех своих и распростирал длани свои против великого князя, также и против иных многих, волхвуя". Это обвинение в использовании магии было, безусловно, самым несуразным, но при этом почти наверняка смертельным – подсудимого после этого вернее всего мог ждать только костер. Однако нелепость этих обвинений в отношении преподобного Максима Грека, их явная несообразность со всем его духовно-нравственным обликом были столь очевидны, что Собор, признав его еретиком и политическим преступником, тем не менее, не дерзнул осудить грека на казнь как чернокнижника. Решено было ограничиться отлучением от Церкви и пожизненным тюремным заключением, хотя и это было не только несправедливостью, но и большой жестокостью по отношению к очевидно невиновному монаху.

Печально, но к этому времени Русь к подобным вещам начинает привыкать. Трагическая участь Максима показала, что на Руси при Василии III начинает исчезать адекватное православное представление о соборности. Соборы формально созывают, но на деле они, как в случае с Максимом Греком, уже являются чистой фикцией, послушно штампуя те решения, которые угодны государю и раболепствующему пред ним митрополиту.

Осудив Максима столь жестоко, Даниил, однако, не утолил вполне своей жажды мести. Вероятно, желая как можно полнее и жестче претворить в жизнь соборное осуждение и в дальнейшем всегда иметь удобный повод для новых нареканий на Максима, митрополит определил местом заключения ученого инока свой Иосифо-Волоколамский монастырь. Там Максим Грек претерпел, как он впоследствии писал, "мразы и дымы, и глады", находясь в монастырской тюрьме в тяжелейших условиях. Подельщик Максима – архимандрит Савва – тоже был заключен неподалеку, в Волоколамском Возмищенском монастыре.

Максим пробыл в своем первом заточении почти 7 лет. А в 1531 г. состоялся новый соборный суд, к которому Максим Грек первоначально был привлечен в качестве свидетеля по делу князя-инока Вассиана Патрикеева. Великий князь наконец-то отдал своего бывшего любимца и родственника на расправу митрополиту. Вассиан, бывший идейным и личным противником Даниила, однако, ранее избегал его мести за счет благоволения, которое ему по-родственному оказывал Василий III. Но как только Вассиан позволил себе неодобрительные отзывы о разводе и втором браке государя, поддержку в лице монарха Патрикеев мгновенно потерял.

Вассиан Патрикеев (род. около 1470 г., умер после 1531 г.) был очень знатным боярином из княжеского рода, который вел свое происхождение от Гедимина и состоял в родстве с правящей Московской династией. Оказавший поддержку внуку Иоанна III Димитрию Иоанновичу Патрикеев был насильно пострижен в Кирилло-Белозерском монастыре после того, как Димитрий был подвергнут заточению, а наследником престола объявлен сын Софьи Палеолог Василий. Вассиан со своим новым модусом бытия вполне смирился, хотя, как утверждали современники, и в монашестве отличался вполне боярскими чертами поведения. Иван Грозный позднее иронически замечал, что "нестяжатель" Патрикеев ел на серебре и пил мальвазию. Но теоретически он был сторонником учения преподобного Нила Сорского и других нестяжателей, хотя обусловлено это было, скорее всего, чисто политическими мотивами. Сам смиренный старец-исихаст Нил политикой никогда не занимался. Но его последователи – нестяжатели позднейшего времени активно включились в политическую борьбу и встали в оппозицию линии уже столь же политизированных иосифлян. Государь сначала благоволил к нестяжателям, не без дальней мысли использовать их взгляды как идейную платформу для столь желанной секуляризации церковных земель. Однако вскоре великий князь переменил свои симпатии. Среди идеологов нестяжательства было немало тех, кто поддерживал старые удельные порядки. Иосифляне же, напротив, были приверженцами единодержавной линии, иногда вплоть до готовности подчинить Церковь власти государя, как это наглядно показал Даниил. Поэтому Василий в конце концов склонился на сторону иосифлян. Князь-инок Вассиан, правда, еще долго сохранял хорошие отношения с великим князем, будучи его родственником, и продолжал при этом выступать против митрополита Даниила и церковного землевладения.

Но в конечном счете пал и Вассиан. Даниил, наконец, успешно привлек к суду и его. Митрополит не стал придумывать нового сценария для осуждения князя-инока, а употребил уже опробованный на Максиме и вполне оправдавший себя способ – Вассиана тоже обвинили в ереси, колдовстве и преступлениях политического характера. Правда, справедливости ради следует отметить, что в творениях Вассиана действительно обнаружились серьезные заблуждения. Обвинив Вассиана, привлекли к суду как свидетеля Максима Грека. А привлекая, заодно еще раз обвинили и самого Максима. К этому времени умер турецкий посол Скиндер, и в его бумагах, изъятых великокняжеской администрацией, обнаружились письма Максима с довольно нелестными для Москвы отзывами. И хотя вроде бы ничто не свидетельствовало о шпионаже, но все новые материалы успешно присовокупили к делу. Ставили Максиму в вину и отсутствие покаяния после первого осуждения. Это было действительно так, ибо никакой вины за собой ученый инок не чувствовал. Максим до крайности раздражал Даниила своим упорством и нежеланием просить пощады, и в монастырском заточении утверждая, что "заключили его без вины, что он не знает за собой ни одного греха".

На суде 1531 г. Максиму добавили и за обнаруженные дополнительно к прежним новые грамматические ошибки, которые опять-таки громко объявлялись ересью. То он вместо выражения "бесстрастное Божество" писал "нестрашное Божество", то вычеркивал из славянского текста книги Деяний слова, которых не было в греческом подлиннике, то опять-таки по аналогии с греческой грамматикой оплошно пропускал повторное отрицание "не" в одном из анафематизмов св. Кирилла Александрийского. Вероятно, Максим попытался на суде защищаться и вновь по наивности затронул вопрос о допущенных на Руси ошибках, а, возможно, и о невежестве митрополичьих судей. Во всяком случае, соборный суд 1531 г. обвинил грека в том, что он "возводит хулу на русских чудотворцев и на Русскую Церковь".
Новым, однако, при повторном судилище было то, что Максима теперь обвиняли в проповеди нестяжательства. При этом ему было приписано многое из того, что в реальности говорилось отнюдь не им, а Вассианом. И хотя конечная формула нового приговора Максиму неизвестна, но представление о том, что взгромоздили на бедного грека, можно сделать из укора, который Даниил сделал судимому вместе с Максимом русскому переводчику Михаилу Медоварцеву. Даниил говорил ему, что он написал писания "хульная и еретическая и во многие люди и народы сеюща и распространяюща жидовская и эллинская учения и арианская и македонианская и прочая пагубная ереси". Подобные несуразные и взаимоисключающие обвинения, конечно, не свидетельствовали о высоте богословского уровня самого Даниила. Те же участники собора, кто был на голову выше остальных, увы, тоже принуждены были молчать: наступили новые для Русской Церкви времена (в частности, это можно сказать об архиепископе Макарии Новгородском, который станет потом митрополитом). Так что на соборе 1531 г. все единогласно постановили, что Максим и Вассиан виновны. Причем то, что за Вассианом действительно можно было найти немало достойных осуждения моментов, придавало суду видимость справедливости.

После разбирательства 1531 г. Вассиана Патрикеева заточили в Волоколамский монастырь. Максима же, чтобы "заговорщики", "чародеи" и "враги Церкви" не могли общаться, переводят в другое место – в Тверской Отрочь монастырь, под надзор Тверского епископа Акакия. Там он пробыл еще 20 лет в заточении, но в условиях более мягкого, чем прежде, режима. Акакий был человеколюбивым архиереем. Купно с другими епископами осудив Максима, он едва ли всерьез верил в его виновность. Акакий разрешил Максиму писать, что было запрещено в течение первых 7 лет его заточения. В Тверском Отроче монастыре Максим закончил написание канона Святому Духу Параклиту (работу над ним он начал еще в волоцкой тюрьме, где писал углем на стене). Всего Максим, собиравшийся в Москву ненадолго, прожил в России 38 лет. Из них почти 27 – в заключении. Только в 1551 году его перевели в Троице-Сергиев монастырь и освободили, но из России так и не выпустили. Впрочем, он уже был настолько стар, что это едва ли было возможно.

Интересно, что, хотя впоследствии преподобный Максим Грек и был канонизирован, решения двух соборов, которыми он так несправедливо был осужден, формально так никогда и не были отменены. Правда, в Константинополе был созван собор 40 греческих иерархов, на котором Максим был оправдан. Но Максим после переезда в Москву юрисдикционно принадлежал к Русской Церкви, и его судьбу мог решить только собор русских иерархов. Константинопольский собор принял обращение к великому князю Василию Иоанновичу с просьбой вернуть Максима Грека на Афон. Но никакой реакции от Москвы так и не последовало. По сути преподобный Максим так никогда и не был оправдан юридически. Это заменила его канонизация в 1988 г. Ситуация, мягко говоря, своеобразная: два русских собора называют Максима Грека еретиком, колдуном и шпионом, а третий – спустя четыре с половиной столетия, так и не отменив решений предыдущих, – причисляет Максима к лику святых. Очевидно, что дело Максима Грека впервые в истории Русской Церкви ставит вопрос о соборности – подлинной и мнимой. Ведь далеко не всякий собор является выражением настоящей соборности. Всегда необходимо, чтобы рецепция народа церковного определила, какие решения епископата являются подлинно соборными. Разумеется, соборным решением Русской Церкви в отношении Максима Грека стало в итоге признание его невиновности и прославление в лике святых.

Максим Грек был весьма талантливым и плодовитым духовным писателем. Его перу принадлежит более 300 сочинений. В основном они носят духовно-просветительский характер. Максим буквально воскрес для жизни, когда Акакий Тверской вновь разрешил ему писать, ибо для человека книжного, каковым был Максим, невыносимое страдание приносило заключение в тюрьме без возможности что-либо писать. Позднее, в течение 20 лет своего заключения в Твери, Максим написал большую часть своих оригинальных произведений. Среди них наиболее многочисленны небольшие трактаты и письма. Многое Максим написал по прямому заказу епископа Акакия и других деятелей Русской Церкви: авторитет его даже в заключении оставался весьма высоким, и абсолютное большинство людей в его виновность не верило. Преподобный Максим написал ряд посланий, направленных против латинян и протестантов, против астрологии. Несмотря на то, что он так пострадал за обличение ряда особенностей русской церковной жизни, которые он не мог принять, Максим продолжал осуждать все более возраставшее на Руси обрядоверие, рядом с которым он часто не находил подлинной жизни во Христе. Он правильно разглядел ту крайне негативную тенденцию, которая в XVI-XVII в.в. получит свое дальнейшее развитие и приведет в итоге к трагедии старообрядческого раскола. Преп.Максим даже дерзает обличать правление бояр-временщиков при малолетнем Иоанне IV. Когда же Иоанн венчался на царство, ученый инок написал для него "Главы поучительны к начальствующим правоверно", где опять-таки обличал правление тираническое и изъяснял, как должен управлять своим народом православный государь.

В житии преподобного Максима наиболее трагично выглядит история его взаимоотношений со Священноначалием. Для него в заключении наиболее страшным было даже не запрещение писать, а отлучение от Причастия. Он писал через князя П.И. Шуйского к новому митрополиту Московскому Макарию, который возглавлял Русскую Церковь с 1542 г., прося разрешить ему причащаться Святых Таин, чего он был лишен уже около 17 лет. Преподобный Максим послал Макарию вместе с просьбой написанное им "Исповедание православной веры", которое должно было подтвердить, что опальный инок верует православно. Но митрополит Макарий оказался в очень деликатной ситуации, так как в Иосифо-Волоцком монастыре еще доживал свой век осудивший Максима бывший митрополит Даниил, а в Кирилло-Белозерской обители пребывал другой бывший Первосвятитель – Иоасаф (Скрипицын). Макарий стал митрополитом в результате их последовательного сведения с кафедры, а потому, вероятно, чувствовал себя не вполне уверенно в каноническом плане. По этой причине Максиму, в виновность которого митрополит Макарий, как и все, конечно же, не верил, он в ответ все же написал: "узы твои целуем, яко единого от святых, а помочь мы тебе ничем не можем, ибо жив связавший тебя". "Связал" Максима митрополит Даниил, хотя Макарий был также в числе тех, кто соборно осудил Максима. Тогда Максим Грек написал Даниилу, прося его снять с него прещение. Но для Даниила это значило бы признать свою и соборную неправоту, а следовательно, дать повод обвинить его самого. Поэтому бывший митрополит Максима невиновным не признал, но посоветовал, тем не менее, слукавить и причащаться без всякого снятия прещения, под предлогом смертельной болезни. Даниил и в этом остался верен себе, давая такой беспринципный совет. Но Максим Грек не мог что-либо делать "исподтишка", а тем более – причащаться, не имея на это благословения. Его совесть заметно отличалась от Данииловой. Тем более, преподобный Максим не мог внять совету Даниила, что вопрос о допущении к Причастию увязывался для него с вопросом о признании его невиновности.

Только после смерти Даниила участь Максима была облегчена. Отпустить его домой, на Афон, не решились. Возможно, боялись за репутацию Русской Церкви после всего, что с Максимом случилось. Но в 1551 г. игумен Троице-Сергиева монастыря Артемий упросил царя Иоанна Грозного и митрополита Макария перевести Максима к себе в обитель. Инок-страдалец получил разрешение от Макария причащаться Святых Таин и окончил свою жизнь в 1556 г. в Троице-Сергиевом монастыре. Погребли его с почетом, как подвижника, в Свято-Духовской церкви. Канонизирован он был в год 1000-летия Крещения Руси, хотя местно он издревле почитался как один из Радонежских святых. Его иконы известны уже с XVII в. Мощи преподобного Максима были обретены в 1996 г.

Конечно, история с преподобным Максимом Греком не лучшим образом характеризует ту драматическую ситуацию, которая в то время сложилась в Русской Церкви и государстве. Наша история имеет некоторые довольно темные страницы, и идеализировать ее не нужно. Но и драматизировать тоже не стоит. Так было всегда и везде, ибо Церковь Святая и Непорочная существует здесь, на грешной земле, среди падшего мира, во зле лежащего.

Владислав Петрушко

***

Молитва преподобному Максиму Греку:

Молитва преподобному Максиму Греку . Этот высокообразованный греческий инок-переводчик и апологет за прямоту и правду попал в опалу в России: претерпел несправедливый суд, отлучение от Причастия, тюрьму, ссылку. Гонения не сломили его смиренный дух: он продолжал трудиться во благо гнавшей его Русской Церкви до самой смерти. Преподобный Максим Грек - небесный покровитель ученых, богословов, переводчиков, студентов и семинаристов. Молитвенный ходатай за миссионеров, катехизаторов и апологетов. Ему молятся для утверждения в вере, крепости духа и веры, разумения вероучения и Писания, обращения к Православию иноверцев и сектантов, просят помощи и поддержки при гонениях за веру и несправедливом притеснении власти. Преподобный Максим Грек облает даром исцеления при различных заболеваниях, особенно от депрессии и уныния
Ответы христиан против агарян, хулящих нашу православную христианскую веру - святой преподобный Максим Грек

Преподобный Максим Грек (XV – XVI в.), бывший сыном богатого греческого сановника в городе Арте (Албания), получил блестящее образование. В юности он много путешествовал и изучал языки и науки в европейских странах; побывал в Париже, Флоренции, Венеции. По возвращении на родину прибыл на Афон и принял иночество в Ватопедской обители.

По приглашению великого князя Московского Василия Иоанновича (1505 – 1533) и указанию Константинопольского Патриарха инок Максим получил указание ехать в Москву в качестве переводчика. По прибытии ему было поручено перевести на славянский язык толкование на Псалтирь, затем толкование на книгу Деяний Апостолов и несколько Богослужебных книг.

Преподобный Максим перевел толкования святителя Иоанна Златоуста на Евангелия от Матфея и Иоанна, а также написал несколько собственных сочинений.

Когда великий князь намеревался расторгнуть свой брак с супругой Соломонией из-за ее неплодства, отважный исповедник Максим прислал князю “Главы поучительные к начальствующим правоверных”, в которых он убедительно доказал, что положение обязывает князя не покоряться животным страстям.

Преподобного Максима заключили в темницу. С того времени начался новый, многострадальный период жизни преподобного. Неточности, обнаруженные в переводах по причине того, что славянский язык не был родным для переводчика, были вменены преподобному Максиму в вину, как умышленная порча книг.